Уфимский моторостроительный: в тылу, как на войне

Одна из самых славных, и страшных, страниц в летописи Великой Отечественной войны — эвакуация предприятий с территорий, которым угрожало нашествие гитлеровских полчищ, в глубь страны. Изнуренные голодом и болезнями люди делали, казалось, невозможное: они снабжали армию всем необходимым. Работа в тылу была на пределе человеческих сил, настолько тяжелой, что бегство на фронт, под пули врага считалось дезертирством.

Уфимское моторостроительное объединение рождалось в те роковые годы. Костяк завода составляли эвакуированные из Рыбинска.

Чем дальше от нас июнь 1941-го, тем ценнее воспоминания людей, переживших эту войну и победивших болезни, голод, беды и лишения, в конечном счете — фашизм.

Войны не будет, успокаивали нас

Накануне войны в Рыбинске ничто не предвещало приближения катастрофы. На завод часто приезжал лектор из Москвы. Он успокаивал: войны не будет, Гитлеру невыгодно с нами воевать.

Воскресный день 22 июня 1941 года многие работники завода проводили на природе. Я с женой поехал речным трамваем вниз по Волге на Горелую гряду, любимое место отдыха рыбинцев.

В 12 часов дня проходим по деревне. Смотрим, колхозники идут с поля, собираются группами. От них я и узнал, что началась война.

Во время войны выполнение суточного графика считалось заданием фронта. Нередко из-за болезни рабочих простаивали станки, возникала угроза срыва графика. В такие дни за станки вставали конструкторы и технологи после рабочего дня. Мне не раз приходилось замещать больных расточников. Как-то ночью у меня стали замерзать ноги. Тогда я снял ботинки и стал бегать по коридору, пока ноги не отогрелись.

Н. КРАСИЛЬНИКОВ.

Из тыла бежали на фронт

В конце октября получили ордер на пароход. С собой разрешили взять лишь носильные вещи. Со мной была жена и двое детей — один грудной.

В Уфе нас поселили в Русском драмтеатре, потом дали проходную комнатушку в Нижегородке. На свалке нашел железную кровать без ножки, наладил ее. В комнате был страшный холод. У детей на ресницах был иней. Потом дали комнату в блочном доме вблизи заводоуправления. С 1 января началась нормальная работа в цехе. Многие молодые рабочие, испугавшись трудностей, бежали на фронт.

Как-то послал я бригадира в Алкино, под Уфу, где формировались новые части.

Новобранцев выстроили, и бригадир опознал трех своих «дезертиров». Их вернули на завод. А один так умолял бригадира, чтобы тот дал ему возможность попасть на фронт, что бригадир пожалел его и не «опознал».

В. ВОЛОСЕВИЧ.

Самовар летит в Волгу

Планы и мечты — все остановила война. Я был в составе заводской эвакуационной комиссии. Ее члены ушли последними, когда на заводе не осталось ни одной гайки — все убрали под метелку. С большим трудом отрывались люди от родных мест, не заботясь о том, чтобы захватить с собой побольше вещей. С пароходов и барж летели в Волгу кровати, самовары и стулья. Я долго уговаривал одну женщину взять с собой швейную машинку. Потом в Уфе она меня благодарила: швейная машинка, можно сказать, помогла выжить ей самой и двум ее малолетним детям.

В. ЦВЕТКОВ.

Бомбёжка по пустому заводу

В ночь на 15 октября 1941 года руководители цехов были вызваны на совещание к директору. Там мы узнали, что через сутки наш завод начнет эвакуироваться в Уфу. Этот город был выбран не случайно: еще в 1940 году на базе уфимского завода комбайновых моторов было начато строительство дублера рыбинского завода.

И вот эвакуация. Пароход с семьями работников завода доплыл до Куйбышева, оттуда по железной дороге и на автомашинах их развезли по районам Башкирии. Моя семья попала в Раевку. Несколько барж не доплыли до Казани — вмерзли в лед на Волге. Людям пришлось пешком добираться до ближайшей железнодорожной станции, оттуда поездом до Уфы.

Уже в Уфе мы услышали в сводке Совинформбюро сообщение, что фашисты хвастают, будто разбомбили большой советский завод. Действительно, 5 декабря фашистская авиация нанесла сильный удар по рыбинскому заводу, превратила в руины почти все его корпуса. Но они были пустыми! В них не было ни одного человека и ни одного станка.

В Уфу непрерывно прибывало оборудование по пять-шесть эшелонов в сутки. Рабочие, служащие, инженеры вручную днем и ночью стаскивали станки с эстакады в открытое поле, волокли их по снегу на железных листах к цехам. А в некоторых цехах еще не было крыш и даже стен.

И. БОЛОТОВСКИЙ.

Съеденная «премия»

В июне 1941 года я окончил Сталинградский тракторно-строительный техникум и как молодой специалист был направлен мастером на уфимский моторный завод. Дали мне комнату в бараке. Он отапливался углем и дровами. Было так холодно, что кусок хлеба к утру замерзал, а вода в стакане покрывалась льдом.

Однажды я проснулся утром в 8.45, а работал с 9 утра. Чтобы не опоздать на работу, побежал к автодороге. К счастью, шла порожняя грузовая машина.

На полном ходу я ухватился за борт и моментально был в кузове. Заводской гудок застал меня уже в цехе. Много было молодежи в возрасте 16 — 18 лет. Большинство после работы спали на чердаках. Домой они не ходили. В баню тоже. Обовшивели. Руководители завода ходили по чердакам и посылали рабочих домой, а иногда направляли в баню. Слесарь по ремонту станков Крупеня жил в слесарном верстаке. Все знали, где его можно найти, когда надо ремонтировать станок. Спит в верстаке крепким сном, но, когда его разбудят, он встает и быстро делает ремонт, а потом опять лезет в верстак.

К утру рабочие уставали. Голодные, в цехе холодно. Мастер отлучится на 15 — 20 минут, и они бегут греться на калорифер. Антипов, зам­начальника цеха, придет, бывало, рано утром за 2 часа до окончания смены, станет около конвейера и стучит кулаком: «Где рабочие? Почему стоят станки? Мошенники! Засужу и посажу!». Услышав его крик, все бежали на рабочие места. Затем Антипов спрашивал у мастеров, кто выполнил задание, и писал распоряжение кладовщице: «За выполнение задания премировать З00 г хлеба». Премию съедали, не отходя от кладовой.

Большинство рабочих, особенно кадровые, квалифицированные, делали для продажи кольца, зажигалки, ножи, картофелечистки, ложки и другие предметы. Эти товары продавали на базаре. На вырученные деньги умельцы покупали продукты.

ЗАДКОВ.

«Краснознамённые» станки

Наша семья состояла из пяти человек: мама, папа и трое детей, я старшая. Мама часто болела, у папы не было одной руки: потерял на войне с белофиннами.

У нас было подсобное хозяйство, и мне приходилось работать на огороде, кормить скотину, пилить дрова. Я и мои сверстники мечтали о высшем образовании, но с этой мечтой пришлось расстаться. Всем классом пошли в ремесленное училище. Нас сразу же, безо всякой теоретической подготовки, поставили к станкам.

Мастер определил меня в токари-револьверщики. Два дня постояла у станка, посмотрела, как работает настоящий токарь. На третий день этот токарь — Мустафин была его фамилия — говорит мне: «Будешь работать самостоятельно. Ухожу на фронт». Было ему лет 18 — 19.

Вспоминаю, как было организовано у нас социалистическое соревнование. Если кто-то первым выполнил сменное задание, тут же на его тумбочке «загорался» красный флажок. И появлялись добавочные 200 граммов хлеба. Смотришь: через час-другой уже на всем участке красные флажки.

В обеденный перерыв в столовую бежали первыми. Думаете, чтобы поскорее поесть? Не только за этим. В столовой было радио, и знаменитый на весь Советский Союз диктор Левитан в это время читал сводки Совинформбюро. Нам не терпелось поскорей узнать, как там дела на фронте.

Я до сей поры удивляюсь, как сумели организовать наш труд взрослые. Ведь мы по существу были подростки. Начальник группы у нас был из Ленинграда, старший мастер из Рыбинска, а бригадир — уфимец.

Низкий поклон этим людям, сумевшим обогреть своей заботой и участием нас, детей уфимского моторостроительного завода. Они были живым примером доброго, не казенного отношения к человеку. Благодаря им наш завод работал мощно, как большая полноводная река.

Т. ЕМЕЛЕВА