Жительница Орджоникидзевского района Нина Максимова потеряла во время блокады Ленинграда зимой 1942 года всех своих близких, сегодня она вспоминает о своем детстве.
…Когда началась война, ей было пять. Самая младшая и единственная девочка в большой семье Бурмичёвых. Отец, Павел Иванович, работал механиком на заводе по ремонту пишущих машинок, маме, Анне Васильевне, хватало забот по дому: пятеро детей. Бурмичёвы занимали одну комнату в коммунальной квартире.
Детская память избирательна и фиксирует порой вроде бы незначительные детали и события.
- Помню длинный коридор, по которому мы с младшим братом катались на велосипеде, - говорит Нина Павловна, - единственный балкон, расположенный в угловой соседской комнате. С него открывался вид на трамвайные пути и милиционера со свистком. Таинственный свет в темной комнате, где проявляли фотографии. Звонок в дверь: на пороге отец, а у него на пуговице пальто - коробочка с пирожными.
22 июня стал последним солнечным и беззаботным днем ее детской жизни:
- Мы поехали в Зоологический сад, папе дверью прищемило руку в трамвае.
Посмотреть на животных в тот день не удалось.
В сентябре Ленинград оказался в блокаде. Голод подкрался незаметно, а вместе с ним его жителей атаковала суровая зима и последовали беспрерывные бомбежки.
Гитлер рассчитывал за несколько недель сломить оказавшийся в кольце город, лишенный света, тепла, пищи. Нину Максимову до сих пор преследует запах дыма, насквозь пропитавший комнату с глухо занавешенными окнами. Буржуйку топили всем, что попадалось под руку: стульями, книгами. Самое вкусное лакомство блокады - сушеные картофельные очистки. Ели то, что трудно представить сегодняшней сытой публике. Кошка, взятая соседом якобы для ловли мышей, бесследно исчезла.
А Ленинград продолжал жить: работали заводы, голодные, истощенные люди отправлялись каждое утро к своим станкам. Нина была слишком мала, но и она вместе с младшим братом пятиклассником Женей подбирала и складывала во дворе неразорвавшиеся фугаски, на крышу ее не брали: за подлетавшими к городу немецкими бомбардировщиками следили дети постарше.
Блокада рано делала своих маленьких жителей взрослыми.
В декабре умер Женя, в феврале не стало Павла Ивановича, мама ушла из жизни в апреле.
- Она лежала на кухне в платье в темно-синий горошек, - голос Нины Павловны дрожит, - тормошу ее: «Проснись, мама!», а она молчит. Я стала плакать, пришла соседка и увела меня в свою комнату.
Война страшна не только тем, что убивает, но и тем, что непоправимо калечит души. У сердобольной соседки очевидцы тех дней приметили немало вещей семьи Бурмичёвых. Но больше всего Ниночке было жалко мамины часики и ее голубую кофточку с вышитой пчелкой.
В мае 1942 года ее и других детей переправили на баржах через Ладогу на большую землю. Так она оказалась в Мытищах Ивановской области. В детском доме, конечно, кормили лучше, но ленинградские дети никак не могли наесться. Зубы от цинги шатались и болели. Зима опять выдалась холодная, а стеганые одеяла были настолько узкими, что не могли прикрыть даже их истощенные тела.
- В январе меня удочерили, - рассказывает Максимова, - пришли за самой маленькой ленинградкой.
Ее новые родители жили в деревне Писчугово. Мама, Полина Ивановна Чуткина, окончила курсы бригадиров, ее муж работал на торфяном предприятии и ему платили зарплату – удивительное дело по тем временам.
…Три дня Нина просидела на теплой печи, не слезая, даже когда на нее приходили посмотреть любопытные односельчане: такая кроха, а как намаялась. С едой в деревне тоже было негусто: собирали с полей мороженую картошку и колоски.
Новые родители жалели девочку, а их сыновья сироту не обижали. Годы спустя они, имевшие уже собственных детей, встречали ее как родную сестру.
Старший кровный брат, ушедший в первые дни на фронт, нашел Ниночку, когда она училась в пятом классе. Очень обижался, что она не поехала с ним. Но разве ее вина, что эти новые родители стали для нее ближе?
Приемная мама поступила мудро, официально не удочерив маленькую узницу блокады. После окончания школы у девушки, в отличие от колхозников, на руках был паспорт, а значит – свобода. И она поехала к брату, перебравшемуся к этому времени из Верхнего Волочка в столицу Башкирии. Так она стала уфимкой. В медицинский институт поступить не удалось. Пошла к брату на шлакоблочный завод (ныне ЖБЗ-2), потом устроилась на моторостроительный сверловщицей. Параллельно поступила в авиационный техникум. Получив образование, 37 лет проработала на УМПО экономистом. Здесь же в 1960 году в одной из поездок в подшефный колхоз, познакомилась с будущим мужем.
Но город, с которым связаны самые страшные страницы ее жизни, не давал спать по ночам. Она вернулась в Ленинград 30-летней, с мужем и маленькой дочкой.
Адрес дома узнала из архивных документов: Владимирский проспект, 4, квартира 5.
- Смотрела на родные окна и не могла поверить, что я снова здесь, - не сдерживает слез наша героиня. – Застала соседку из комнаты напротив - Дору Владимировну. Попили чай, вспомнили тех, кого уже нет.
Последний раз Нина Максимова приезжала в родной Ленинград 10 лет назад. В доме многое изменилось, и там, где когда-то она бегала по длинному коридору, заставленному вещами, живет иностранец, выкупивший весь этаж. На первом - открылся ресторан. Дом зажил новой жизнью. А в ее воспоминаниях время словно остановилось: кажется, вот сейчас на пороге появится улыбающийся отец с пирожными на пуговице и скажет: «Ну что, дочка, чай пить будем?».
Логин
Пароль
Регистрация
Забыли свой пароль?
